Физическое состояние

Эксперты Российского фонда фундаментальных исследований начинают работу с конкурсными заявками на гранты 2012 года. Оценка проектов, претендующих на победу в конкурсе, выявление лучших ­ одна из наиболее ответственных и сложных задач фонда. Основная нагрузка здесь ложится на членов экспертных советов РФФИ. В предыдущих номерах “Поиск” уже рассказывал о некоторых особенностях их работы. Продолжает тему беседа с председателем Экспертного совета фонда по физике и астрономии академиком Олегом Крохиным.

??????.jpg ??????1.jpg ??????2.jpg ??????3.jpg

Эксперты Российского фонда фундаментальных исследований начинают работу с конкурсными заявками на гранты 2012 года. Оценка проектов, претендующих на победу в конкурсе, выявление лучших ­ одна из наиболее ответственных и сложных задач фонда. Основная нагрузка здесь ложится на членов экспертных советов РФФИ. В предыдущих номерах “Поиск” уже рассказывал о некоторых особенностях их работы. Продолжает тему беседа с председателем Экспертного совета фонда по физике и астрономии академиком Олегом Крохиным.

Академик Олег Крохин из Физического института им. П.Н.Лебедева Российской академии наук рассуждает просто: раз коллеги по научному сообществу обращаются к нему с просьбой, он должен ее выполнить, даже если занят сверх всякой меры. И когда пять лет назад ему предложили возглавить Экспертный совет РФФИ по физике и астрономии, он согласился, не раздумывая. Хотя на тот момент количество обязанностей буквально зашкаливало. Олег Николаевич руководил отделением квантовой механики ФИАН, а в нем, между прочим, 300 сотрудников! Был членом нескольких советов РАН (в том числе по образованию и оборонной тематике), состоял в Научно­техническом совете “Росатома”, читал лекции в МИФИ, редактировал сразу три научных журнала. Казалось бы, куда уж больше!

­- Отказывать людям я не люблю, ­ говорит Олег Николаевич. ­ Раз уважаемый мною председатель совета РФФИ ко мне обратился, значит, я обязан был принять его предложение. Это мой долг научного работника. Вот и все. И, бесспорно, не жалею об этом. РФФИ очень удачно “выстроен”, механизм этот отлажен отлично и работает четко, без сбоев.

Из восьми направлений наше ­ одно из самых крупных. Что объяснимо, поскольку физика ­ основа всех естественных наук и имеет массу практических применений. Наш совет, в свою очередь, состоит из восьми секций. Среди них самая крупная ­ физика конденсированных сред. Экспертов ­ более 300, как правило, это доктора наук не только из Москвы и Питера, но и из многих других городов
страны.

Обычной почтой РФФИ давно не пользуется: принимает работы и отправляет на экспертизу в электронном виде. (Потом, постфактум, заявители присылают бумажный оригинал, который регистрируется и хранится). По отработанной форме эксперт готовит отзыв и отправляет в фонд. В любом случае он обосновывает свою оценку: почему, скажем, поставил не 9 баллов, а 8. Но чем руководствовался фонд, принимая 9­балльную систему оценки, ей­богу, не скажу. Возможно, посчитали, что 5 слишком мало, 10 ­ цифра круглая, значит, 9 в самый раз.

Главное, что эксперты привыкли к такой системе и справляются со своими обязанностями. А они далеко не простые и ответственные: на три сотни экспертов в год приходится полторы тысячи заявок (из них около 500 удостаиваются грантов). А ведь есть еще и основная работа, от которой их никто не освобождал. Правда, фонд не требует выдавать заключения в пожарном порядке, скажем, за три дня.

РФФИ придерживается очень важного принципа конфиденциальности заключений, при котором фамилии экспертов не называются. Понятно, что конфиденциальность не может быть стопроцентной и утечки порой бывают.

­Почему все­таки эксперты не открывают свои имена?

­Только потому, что мы стремимся удержать авторов работ от соблазна расположить к себе эксперта: найти, скажем, его хорошего знакомого или коллегу с “весом” ­ чтобы замолвили за них словечко.

­ Это понятно, но эксперт знает, кто автор заявки, у него может быть личное отношение к нему или к его работе. Не захочет ли он продвинуть ее или, наоборот, притормозить?

­В теории такие случаи возможны, однако на практике чрезвычайно редки. Не забывайте ­ экспертов трое. Они часто не знают друг друга, поскольку живут в разных городах. Главное ­ не личные симпатии или предвзятость экспертов, а глобальный вопрос: насколько объективна наша оценка? Поясню. Границы физики сегодня раздвинулись колоссально. Мне, например, при знакомстве с новой работой, нужно время, чтобы “въехать” в тему. Поэтому лучше не спрашивать меня, почему одна работа получила грант, а другая нет. В идеале эксперты должны определить, у какого проекта больше перспектив. Ученые занимаются фундаментальной наукой, получают определенные результаты. Но пройдет несколько лет, и все эти исследования могут оказаться неперспективными ­ такой сценарий отнюдь не исключен.

И не надо пенять на экспертов. Да, случается: будучи невысокого мнения об авторе и его работах, они ставят заниженную оценку. Но самое важное, повторюсь, правильно ли все мы выбираем перспективные направления исследований? На мой взгляд, процент попадания не превышает пяти. Объясню почему. Мне не раз приходилось писать и рассказывать о моем учителе ­ Николае Геннадьевиче Басове. Личность чрезвычайно креативная, он буквально фонтанировал идеями. И сколько из них удалось реализовать? По моему мнению, процентов 10. То есть из десятка идей продуктивной оказывалась одна. Но и это очень много! Ведь если он предлагал, скажем, ВСЕГО по три идеи в год (хотя на самом деле гораздо больше), то за несколько десятков лет работы накопился огромный “идейный” капитал. Его реализация дала колоссальную отдачу ­ вспомним хотя бы о лазерах. Вот в чем главная задача экспертизы: угадать, нащупать возможность прорыва.

Сложность еще и в том, что наука становится все дороже и в обществе всегда находятся недовольные критики, рассуждающие приблизительно так: мол, ученые, неизвестно чем занимаются, проводят непонятные эксперименты, тратят немалые деньги, а кому, спрашивается, все это нужно?

­Хотя и отрицательный результат тоже, наверное, важен?

­Да, но от него и отдачи нет, одни расходы.

­ Каким же требованиям должна отвечать заявка, что в ней такое должно быть, чтобы эксперты единодушно поставили наивысший балл?

­Новизна ­ вот основное, принципиальное требование. Приведу пример. У нас есть секция медицинской физики. Заявку туда прислал ученый из Нижнего Новгорода. Он придумал, на мой взгляд, совершенно потрясающую вещь. Опущу сложные технические подробности, скажу только, что предложенный метод позволяет в разы повысить возможности и качество диагностики
злокачественных опухолей. И вся медицинская техника благодаря освоению этого революционного способа сделает весьма ощутимый скачок.

­Еще один важный вопрос ­ весомость грантов. Что лучше ­ размазать, как говорится, “тонким слоем” выделенные вам средства, чтобы хватило на 500 грантодержателей, или сконцентрировать их на крупных перспективных проектах?

­Формально за 20 лет, что существует фонд, его финансирование выросло раз в пять. Но в последнее время оно сократилось: в 2009­м годовой бюджет был больше семи миллиардов, в прошедшем и этом годах он уменьшился до шести. На наше направление было выделено около 535 миллионов. Как правило, мы придерживаемся метода “тонкого слоя”, и если бы финансирование оставалось на прежнем уровне, выдавали гранты по 600 тысяч рублей на год. Сегодня, увы, они “похудели” примерно до 400 тысяч. Сумма, прямо скажем, невеликая. Правда, обычно грант выдается не на один год, а на два­три ­ это тоже надо учитывать. Деньги же идут в основном на зарплату ученых. Поддержка, понятно, не столь существенная, как хотелось бы, но при максимальной зарплате на основной работе в 25 тысяч рублей и это подспорье. Неудивительно, что РФФИ пользуется такой популярностью у ученого люда. Однако замечу: лет десять назад, когда финансирование начало постепенно увеличиваться, росло и количество заявок. Однако за те пять лет, что я работаю в фонде, их поубавилось. Думаю, потому, что получить грант далеко не просто.

­ Если столько ученых готовы тратить немало времени на оформление заявок и отчеты, чтобы получить 400­тысячный грант, не говорит ли это о бедственном положении науки?

­Да, это так. Но что прикажете делать, если в академии ставка главного научного сотрудника немногим более 21 тысячи рублей. А ведь это, как правило, доктора наук ­ специалисты высочайшей квалификации. Андрей Дмитриевич Сахаров, между прочим, занимал эту должность. В последние годы заполнение заявочно­отчетной документации отшлифовалось, ученые привыкли к требованиям. И в случае отказов научились учитывать и исправлять допущенные ошибки ­ в общем, что называется, набили руку.

­ В вашем экспертном совете два мощных направления: физика и астрономия, восемь секций. Не “затирают” ли они друг друга?

­Я уже говорил: РФФИ “устроен” практически идеально. У каждой секции есть свой “кошелек” и право самостоятельно распоряжаться деньгами, выделяя их на разные статьи расходов. Это фундаментальные исследования, поездки ученых на российские конференции, издание научной литературы. Бывает, что по одной статье деньги уже израсходованы, а по другой еще остались. Вот мы их и перетасовываем, чтобы удовлетворить как можно больше заявок. Идет нормальная оперативная работа (жаль только, что выполнять ее приходится по самой обыденной причине ­ из­за постоянной нехватки средств), и никаких трений при этом не бывает.

Проблемы возникают, когда речь заходит о проектах, находящихся на стыке нескольких направлений. Финансировать их нужно, как говорили когда­то, сверх плана. Но пограничные эти работы подчас выдающиеся, и мы просто обязаны помочь их авторам. Решение об этом, взвешивая все “за” и “против”, выносят председатели секций и я. Если денег взять все же неоткуда, обращаемся к начальству с просьбой о дополнительном финансировании.

Недавно был случай (не из практики РФФИ), когда пришлось долго ломать голову, к какому направлению можно отнести работу по космической радиоастрономии, чтобы отметить разработчиков запущенного недавно спутника, снабженного уникальным радиоинтерферометром? И ведь додумались! Втиснули это замечательное достижение в раздел “Транспорт”. Казалось бы, он­то здесь при чем? Ответ такой: ведь спутники доставляются в космос ракетами, а разве это не средство транспорта?! Видите, как все просто!

И еще об “узких местах” в нашей работе. РФФИ дает деньги непосредственно авторам исследований, то есть ученым, а не институтам, в которых они работают. А те подчас выдвигают претензии к грантодержателям: мол, вы, как могли, использовали оборудование и приборы, нещадно жгли свет и лили воду, так что извольте расплатиться. Есть и такая претензия: фонд зачастую выделяет деньги на работы, которых нет в планах институтов.

Возникают так называемые арендные, или скорее рыночные, отношения, достаточно серьезные, поскольку касаются распределения средств. Безусловно, далеко не каждый руководитель института станет предъявлять счет своему сотруднику, получившему поддержку РФФИ. Но если сложности все же возникают, по моему мнению, грантообладатель сам должен их “разруливать”.

­ Чем, на ваш взгляд, можно было бы проиллюстрировать эффективность работы возглавляемого вами Экспертного совета по физике и астрономии? Один­-два примера, пожалуйста.

­Откровенно говоря, отвечать на этот вопрос я мог бы бесконечно. Многие проекты, одобренные нашим экспертным советом, получили дальнейшее развитие в виде прикладных НИР и ОКР, результаты которых близки к внедрению в производство или уже внедрены. Но я приведу лишь два, на мой взгляд, очень характерных примера.

Первый касается завершения длительных экспериментов по искусственному синтезу самых тяжелых (сверхтяжелых) элементов Периодической системы Менделеева с порядковыми номерами 113, 114, 115, 116, 117 и 118. Проведение этих работ в Объединенном институте ядерных исследований в Дубне РФФИ финансировал с 2000 года. Я не хочу сказать, что только благодаря поддержке фонда были получены эти известные физикам всего мира результаты. Однако факт участия РФФИ можно трактовать как пример высокой квалификации экспертов и экспертного совета по выявлению наиболее значимых проектов.

В качестве второго примера, характеризующего высокий уровень “предсказательности” в определении направлений развития (“точек роста”) фундаментальной науки, можно привести тот факт, что работы по исследованию углеродных нанотрубок получили одобрение экспертов и экспертного совета еще в 1995 году, фуллеренов ­ в 1993­м, графена ­ в 1999­м, то есть задолго до того, как эта тематика оказалась в поле зрения Нобелевского комитета.

­ Нужно ли, на ваш взгляд, совершенствовать работу РФФИ?

­Не думаю, что надо что­то менять кардинально. Этот механизм так четко работает, что непродуманная модернизация может его только испортить. Единственное, что бы не помешало, ­ это увеличение финансирования.

Достоинство нашего фонда и в его демократичности: РФФИ придерживается строгого принципа ротации кадров. А потому через год я уже не буду председателем экспертного совета.

Главное же, что гранты РФФИ повышают статус ученого ­ это особенно важно для исследователей, работающих в небольших научных центрах и вузах далеко от Москвы.

Беседу вел Юрий ДРИЗЕ

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Помог ли вам материал?
0    0