Пресса об РФФИ

«Теломераза – это моя любовь»

Информационное агентство «Евразийское женское сообщество» (г. Москва), 02.10.2019

Дата публикации: 09.01.2020

С тех пор как люди смогли наблюдать жизнь клеток, прошло более 300 лет. За этот, по историческим меркам, короткий период цитология шагнула далеко вперёд, и сегодня такие учёные, как Ольга Донцова, не только культивируют клетки вне организма и создают новые антибиотики, но и приоткрывают тайны вечной молодости.

Ольга Анатольевна Донцова, доктор химических наук, профессор, академик РАН

— Ольга Анатольевна, одни из Ваших научных исследований направлены на поиск новых антибиотиков. С чем это связано?

— На каждое действие есть противодействие. Бактерии воюют с нами, а мы с ними. Это цикл. В мире постоянно появляются бактерии, устойчивые к разным воздействиям, в том числе к существующим антибиотикам. Не исключено, что те антибиотики, которые были в начале века, снова станут эффективными.

Для того чтобы поиск новых лекарственных препаратов был более успешным, мои коллеги создали тест-систему для робота, который в высокопроизводительном режиме, т.е. несколько тысяч соединений за один раз, проверяет различные соединения.

— Как изучение рибосомы помогает в поиске новых антибиотиков?

— Рибосома – это очень хорошая мишень для антибиотиков. Во-первых, рибосома – сложный объект, в неё входят длинные молекулы РНК и большое количество молекул белков, поэтому менять в ней что-то, приспосабливаясь ко всему сразу, гораздо сложнее, чем в отдельном маленьком белке. Во-вторых, как правило, в бактериях не один ген, а несколько генов рибосомных РНК. И даже если мутация произойдёт только в одном из них и рибосомы, в состав которых входит эта молекула, станут устойчивыми, то остальные рибосомы с другими РНК, в которых мутации нет, останутся чувствительными к действию антибиотика. Интенсивность синтеза белка будет недостаточной, и в итоге погибнет вся клетка.

Но даже с этим клетка научилась бороться: она придумала ферменты, которые вносят модификации в компоненты рибосомы. Таким образом, возникает устойчивость.

Востребованность новых антибиотиков со временем только растёт, помимо поиска перебором можно искать новые ингибиторы рибосомы направленно, основываясь на её структуре. На Западе есть вполне успешная компания, созданная учёными, определившими структуру рибосомы, которая на основе этой структуры разрабатывает новые антибиотики.

— Что такое теломеразы и почему их следует изучать?

— Это РНК-белковый комплекс, ключевой элемент системы, поддерживающий длину теломер. На концах каждой хромосомы есть теломеры, при каждом делении клетки длина теломер уменьшается. Если длину теломер не поддерживать, то ДНК в хромосоме укорачивается, что приводит к потере теломер и гибели клетки.

Если вы начнёте культивировать фибробласты, которые не имеют теломеразы, то где-то через 50 поколений ваша клетка умрёт – у неё будут слишком короткие теломеры.

Часть клеток могут выжить, включив при этом теломеразу. Это происходит при появлении раковых клеток. А в половых и стволовых клетках теломераза есть, благодаря чему они могут поддерживать длину теломер и делиться бесконечно.

— Значит ли это, что если учёным удастся поддерживать длину теломер, то людям будет доступна вечная жизнь?

— Наша научная деятельность направлена на изучение механизмов работы теломеразы. О вечной жизни говорить пока рано. Теломеразы сейчас очень активно изучаются во всем мире, и отчасти это действительно связано с желанием людей оставаться молодыми.

В США некоторые страховые компании смотрят, насколько длинные у вас теломеры. При коротких вы будете платить большую страховку. Потому что чем длиннее у вас теломеры, тем дольше вы можете прожить.

Но есть и обратная сторона медали: большинство раковых клеток тоже активируют теломеразу как систему поддержания длины теломер, поэтому клетка становится раковой гораздо быстрее. Самые «злые» раковые образования получаются из стволовых клеток, в которых уже есть активная теломераза.

— В чем заключается главная сложность удлинения теломер?

— В теломеразе есть РНК и большое количество белков, которые необходимы для её работы. Есть белки, которые собирают теломеразу, благодаря другим белкам она путешествует по клетке и должна в нужный момент попасть на теломеру, чтобы с ней связаться и начать её удлинять. Затем ей нужно оттуда уйти, иначе теломеры получатся слишком длинными, это тоже плохо. Таким образом, сейчас перед нами стоит много проблем, которые необходимо решить, прежде чем мы сможем дойти до реального практического применения.

Все процессы непростые, и изначально мы должны понять, что именно мы изучаем, как это работает и регулируется. Убивая одно, вы убиваете многое другое. И наоборот: активируя одни процессы, вы порождаете другие, которые вам не очень бы хотелось активировать. Поэтому с топором лезть в организм никогда нельзя.

— Почему Вы изучаете дрожжи?

— У нас специальные дрожжи, термотолерантные. Они не умирают при 60ºC, поэтому белки в них более стабильны.

Для экспериментов всегда нужен модельный организм, чтобы, базируясь на результатах, мы могли понимать, как действовать дальше. На человеке ставить эксперименты нельзя, поэтому ставим на дрожжах.

С ними достаточно просто работать. С точки зрения структуры теломеразы и теломер для нас это очень интересный объект.

— Вы получили премию Европейской академии для молодых учёных. Значит ли это, что Вы с ранних лет стремились к науке? Что Вас направляло и двигало?

— Премию Европейской академии я получила, будучи кандидатом наук. А интерес к научным проблемам заложили в меня, наверное, родители, которые занимались химией. Заканчивала я химическую школу, поэтому, видимо, дорога на химфак была предопределена на генетическом уровне.

Научные исследования бесконечно интересны, порой вы открываете нечто такое, чего никто до вас не знал. Это волнительно.

Кому-то нравится зарабатывать деньги, кому-то – создавать самолёты, а кому-то – исследовать то, как устроены клетки, молекулы, как они работают и функционируют вместе с нами.

Но теломеразы – это моя любовь. Про рибосому уже много известно, а вот про теломеразы – существенно меньше. Мир меняется, наука меняется, вы не можете заниматься одной и той же тематикой, надо думать о том, что за поворотом, и пытаться сделать что-то новое.

— Стоит ли подталкивать женщин к изучению естественных наук? Многие считают, что женщины больше склонны к гуманитарным.

— Я знаю массу женщин, которые гораздо больше преуспевают в технических науках. Но женщина, конечно, генетически предрасположена к тому, чтобы хотеть детей, заботиться о них, воспитывать, кормить, одевать, – никуда от этого не денешься.

Мне в жизни повезло, потому что мои муж и родители меня всегда понимали и поддерживали.

Тем не менее у меня только один ребёнок, о чем я сейчас очень жалею. Но так сложилась жизнь. Мы работали, как моряки дальнего плавания: зарплата была 5 долларов в месяц, это в МГУ. Поэтому я и муж периодически ездили за границу работать на несколько месяцев, чтобы на заработанные деньги затем жить в России. Потом появились гранты, международные в основном, которые позволяли нам здесь как-то выживать.

— Как Вы относились к работе за рубежом?

— Я не считаю, что работа за рубежом – это плохо. Мне кажется, все молодые люди должны поработать в других странах, провести там от двух до пяти лет. Потому что нельзя вариться только в собственном соку.

Когда люди, побывав в разных местах, собираются в одном университете, обычно это даёт хорошие результаты.

Но у молодого учёного должна быть возможность вернуться, должен быть стимул. Этого я пока здесь не вижу. Да, у нас появились хорошие гранты, есть Российский научный фонд и Российский фонд фундаментальных исследований, которые поддерживают науку. Но те базовые зарплаты, которые сейчас выплачиваются в университетах и институтах РАН, не позволяют многим талантливым молодым учёным всерьёз думать о возвращении в нашу страну. Помимо этого есть серьёзные проблемы с поставками реактивов и т.д., что делает работу в зарубежных лабораториях гораздо более эффективной, приводит к лучшим научным результатам и, как следствие, более высоким наукометрическим показателям.

Наука делается людьми. Если в науке мало умных людей, то какие бы вы ни вкладывали деньги, это не принесёт результатов. Вы можете мне сейчас дать 10 млн долларов, чтобы я поставила рекорд по скоростному спуску на горных лыжах, но я не смогу этого сделать, потому что физически на это не способна.

Я считаю, что совершенно нормально и правильно, когда наука обслуживает государство. Академия наук была создана именно для этого. Никто и сейчас не отказывается делать что-то для страны. Дайте денег, поставьте задачу. В противном случае может получиться, что мы не только людей, но и результаты своей научной деятельности будем отдавать за рубеж.

— Сейчас все больше говорят, что если в течение пяти лет женщина не будет заниматься наукой, то она не сможет закрепиться на рынке труда. Как Вы считаете, это так?

— В нашей науке такая большая нехватка хороших кадров, что если умная женщина хоть через пять, хоть через десять лет придёт и начнёт эффективно работать, то это будет лишь на пользу. Наша сотрудница Мария Рубцова дважды уходила в декрет и фактически пять лет не участвовала в жизни лаборатории. Затем Мария сделала совершенно блестящую работу, которую мы планируем опубликовать в хорошем журнале. Если человек хочет и может заниматься наукой, то он всегда найдёт на это время и силы.

Агата Коровина
Источник, фото: Евразийское женское сообщество