Книга
Содержание
Вернуться в библиотеку
Экологические итоги реформирования России
Закрыть (Esc)
Экологические итоги реформирования России
Клюев Н.Н.
Экологические итоги реформирования России
Н. Н. Клюев
Николай Николаевич Клюев, доктор географических наук, ведущий научный сотрудник Института географии РАН. Руководитель проекта 99-06-80002.
Первую публикацию статьи см.: Вестник Российской академии наук. 2001. Т. 71 №3. С. 233—239.
C 1992 г. в России происходит крупномасштабная социальная трансформация, существенно изменившая хозяйственный облик страны, что, естественно, повлекло за собой экологические последствия. Хотя они уже рассматривались специалистами [1, 2, 3, 4] ранее, высокий темп изменений эколого-экономической жизни в постсоветской России заставляет вновь вернуться к данной теме.
Основные тенденции
Если сопоставить динамику основных экономических и экологических показателей (табл. 1) за 1990— 1999 гг., выявляется главная тенденция современного природопользования: темпы снижения производства намного опережают темпы сокращения его давления на природную среду. За это время валовый внутренний продукт снизился на 39,6%, продукция промышленности — на 50,9%, а выбросы в атмосферу от автотранспорта — на 42, водопотребление — на 26,6, сброс загрязненных сточных вод — на 25,6%*. Показатели, характеризующие природоохранную деятельность, также заметно ухудшились, исключение составляет рост числа и площадей охраняемых природных территорий. Число заповедников и национальных парков с 1990 г. возросло в 1. 5 раза, а их площадь — почти в 2 раза. В то же время затраты на их содержание в сопоставимых ценах сократилось в 2,5—3 раза. Другими словами, расходы на 1 га охраняемой территории уменьшились в 5—6 раз.
Прогрессирует экологическая деградация хозяйственной структуры. Темпы падения производства существенно различаются по отраслям (табл. 2). В результате за 1990-е годы трансформировалась промышленная структура страны (табл. 3). Заметно увеличилась роль природоемких отраслей — топливной промышленности, электроэнергетики, металлургии. На этом фоне уменьшилась доля более экологически чистых производств — легкой промышленности и наукоемкого машиностроения, определяющего технический прогресс.
Производство потребляет все больше энергии и материалов на единицу выпускаемой продукции. За 1990-е годы энергоемкость валового внутреннего продукта (ВВП) возросла на 20%, его водоемкость — на 22, а удельный сброс загрязненных сточных вод — на 33%. При таких показателях не приходится говорить о внедрении в новой России ресурсосберегающих технологий.
Динамика внешнеэкономических связей носит антиэкологический характер. В России начала XXI в. товарная структура внешней торговли сохранила «колониальный» характер: вывозится в основном сырье и топливо, а ввозятся машины, продовольствие, потребительские товары массового спроса. Отраслевая структура экспорта РФ напоминает структуру таких
стран, как Алжир, Замбия, Лесото. На товары сырьевой категории приходится 75% всего российского экспорта. Вывозится все большая часть добываемого сырья (свыше 40% нефти, 33% газа, почти все добываемые калийные соли и апатитовые концентраты), 60% продукции черной металлургии, 70—90% производимых алюминия, меди, олова, цинка, никеля, 40% аммиака, 50% синтетического каучука, почти 80% минеральных удобрений. Только за 1990—1996 гг. экспорт черных металлов вырос в 5. 2 раза, алюминия — в 3. 5, меди — в 5. 7 раз (в то же время наша страна импортирует продукцию, производство которой менее вредно для природной среды, например, до 1 млрд. алюминиевых банок для пива и прохладительных напитков, много другой современной тары из алюминия).
Далеко не все экспортные потоки из России находят отражение в официальной статистике. По некоторым оценкам, 1/5 российского экспорта нефти и нефтепродуктов носит контрабандный характер. Так, за счет в основном нелегальных поставок из России Эстония стала одним из европейских лидеров по экспорту цветных металлов. К этому следует добавить незаконный рыбный промысел и нелегальный вывоз из России рыбы, в том числе осетровых, морепродуктов, леса, лечебных трав и другого фармакологического сырья, ценных видов флоры и фауны, в том числе редких, исчезающих и охраняемых.
В процессе вывоза природных ресурсов из страны нарушается ассимиляционный потенциал природных ландшафтов — их способность противостоять хозяйственным воздействиям. Такой экспорт нельзя считать «рациональным» включением в международное разделение труда. В результате за корейский телевизор отечественный потребитель расплачивается загубленными гектарами дальневосточных лесов, оцененных к тому же по стоимости дров.
Одна из самых неблагоприятных тенденций динамики современной экономики — сильное падение объемов капиталовложений, опережающее по темпам производственный спад. За 1990—1999 гг. средний возраст производственного оборудования в промышленности возрос с 10. 8 до 17. 9 лет. Изрядно изношенные основные фонды, дряхлеющая в ходе реформ инфраструктура — источник роста числа техногенных аварий (табл. 4), в том числе с серьезными экологическими последствиями. Если обновление основных фондов будет происходить теми же темпами, не надо быть Нострадамусом, чтобы предсказать: чрезвычайные ситуации станут элементом «нормального функционирования» российской экономики.
Технически сложные объекты в условиях экономического хаоса, дикого рынка, аморфности управляющих структур становятся экологически опасными. Достаточно вспомнить отключения энергии за неуплату на ракетном полигоне в Плисецке (Архангельская обл. ) в 1994 г., на базе подводных лодок в Мурманской обл. в 1995 г., в дивизии войск стратегического назначения в Ивановской обл. в 2000 г., когда военные «отвоевывали» энергию силой.
Судорожная погоня старых и новых предпринимателей за прибылью в условиях ослабевающего государственного контроля обусловливает рост нарушений природоохранных норм. На другом социальном полюсе падение уровня жизни, безработица, общее ухудшение социально-нравственной обстановки толкают многих к браконьерству, нарушению режима охраняемых территорий, захвату земель.
Одна из важнейших сторон экологической проблемы — обеспеченность страны природными ресурсами. Минерально-сырьевая база требует, однако, расширенного воспроизводства. Между тем за годы перестройки и реформ масштабы глубокого разведочного бурения уменьшились с 5299 до 1235 тыс. м. Темпы опустошения российских недр намного превышали прирост разведанных запасов. Так, в 1990 г. прирост углеводородного сырья в четыре раза превышал его добычу, а в 1999 г. прирост запасов достиг лишь двух ее третей. Если продолжать жить за счет запасов, разведанных еще советскими геологами, вскоре неизбежен глубочайший сырьевой кризис.
В стране накапливается вредный для человека и природной среды потенциал — отходы, ядерные материалы, атомные подводные лодки и т. п., которые не утилизируются и не перерабатываются из-за отсутствия средств. Если в 1993 г. в России образовалось 67,5 млн. т токсичных отходов, то в 1999 г. — 108,9 млн. т. За тот же период уровень утилизации и обезвреживания этих отходов снизился с 46,5 до 31,7%.
Промышленный спад, с одной стороны, и стремительная автомобилизация — с другой, привели к изменению соотношения выбросов в атмосферу от стационарных источников и автотранспорта. Так, в Москве за 1990-е годы доля транспортных выбросов возросла с 75 до 90%, а в г. Калининграде — с 20 до 80%. В результате увеличивается нагрузка на городские ландшафты, на основной объект воздействия — городское население, особенно в зоне жилой застройки, прилегающей к автомагистралям. В условиях всестороннего кризиса общее ухудшение условий жизни населения ведет и к снижению его устойчивости к неблагоприятным изменениям качества природной среды.
Экономический кризис привел к резкому уменьшению лесозаготовок. Основные рубки леса в 1990 г. велись на площади 1810 тыс. га, в 1999 г. — на 706 тыс. га, а в 1998 г. — даже на 573 тыс. га. Двух-трехкратное сокращение лесозаготовок сохранило от вырубки большие массивы российских лесов. Но этому сопутствуют экономические и социальные потери: например, сокращение рабочих мест в районах, где наблюдается их острый дефицит и др. Кроме того, с экологических позиций России гораздо выгоднее развивать базирующуюся на возобновляемых ресурсах лесную промышленность, а не природоемкую и высокоотходную добывающую индустрию.
В основных районах лесодобычи темпы снижения заготовок древесины выше, чем в прочих районах страны. Дальние лесосеки забрасываются, лесозаготовки концентрируются вблизи транспортных магистралей. Соответственно, благоприятные экологические последствия сокращения лесозаготовок сказались в основном в удаленных лесах, которые и без того были мало нарушенными. В лесодефицитных районах, где леса сильно нарушены, наблюдается рост рубок [3].
Охрана окружающей среды — чрезвычайно наукоемкий вид деятельности. Между тем Россию ежегодно покидают 25—30 тыс. научных работников, большей частью молодых и перспективных — создателей и носителей научных знаний и высоких технологий. Намного выше поток «внутренней» миграции ученых — в коммерческие и другие далекие от науки сферы. Доля расходов на науку в бюджете РФ неуклонно снижается: 1997 г. — 2,88%; 1998 г. — 2,33; 1999 г. — 2,02; 2000 г. — 1,85; 2001 г. — 1,72%. Разрушение научно-технологического потенциала страны — это не только потеря собственных экологических разработок, но и потеря способности понимать — что происходит в мире, насколько велики глобальные угрозы.
Экологические последствия преобразований в аграрной сфере неоднозначны. Рассмотрим их более подробно.
Экологические последствия трансформации сельскохозяйственного природопользования
За 1990—1999 гг. из сельскохозяйственного оборота выведено свыше 29 млн. га земель, или 25% всех посевных площадей (это примерно площадь поднятой когда-то в СССР целины). В целом этот процесс можно считать экологически позитивным, особенно в степных и лесостепных, безусловно «перераспаханных», районах страны, но его стихийное течение снижает потенциальную экономическую и природоохранную эффективность. Во-первых, вывод из оборота сельскохозяйственных площадей происходит на периферии регионов и сопровождается интенсификацией землепользования в городах, пригородах и селах, т. е. как раз там, где нагрузки и ранее были превышены.
Во-вторых, выводимые из сельскохозяйственного оборота земли необходимо устраивать, наделять другими социально-экономическими и экологическими функциями. Они могут стать естественными кормовыми угодьями, рекреационными или охраняемыми территориями. Пока же неиспользуемые агроценозы покрываются зарослями сорной растительности и выступают рассадниками вредителей и болезней сельскохозяйственных
Рис. 1. Сокращение посевных площадей по регионам РФ в 1990—1998 гг. в % от посевных площадей региона. (Показаны районы, в которых посевные площади уменьшены более, чем на 600 тыс. га.)
культур. В-третьих, если выводить одни земли из оборота, то сохранившиеся должны использоваться более эффективно, чего отнюдь не наблюдается.
Максимальное относительное сокращение посевных площадей отмечается в периферийных районах экстремального земледелия (рис. 1): в Мурманской обл., на Чукотке, в Магаданской, Астраханской обл. и др. Но не эти регионы определяют продовольственную безопасность страны. Важнее показатель абсолютных величин вывода из оборота пахотных земель. Наибольшие потери посевных площадей — в южных степных регионах страны, многие из которых — подлинные житницы страны.
За 1990—1999 гг. сильно уменьшился парк сельскохозяйственной техники: тракторов — в 1,74 раза, зерноуборочных комбайнов — в 1,9 раза. Снижение технического уровня сельского хозяйства (очевидно, экономически негативный процесс) имеет позитивные экологические следствия, ибо ведет к сокращению нагрузки на агроландшафты.
Уменьшение нагрузки на природу произошло и в связи с сильным уменьшением поголовья сельскохозяйственных животных. В 1990—2000 гг. сократилось поголовье: крупного рогатого скота — в 2,1 раза, свиней — в 2,19, овец и коз — в 4,14 раза. Благодаря этому снизились нагрузки на пастбищные ландшафты. Это особенно важно для подверженных опустыниванию регионов — Калмыкии, Астраханской, Ростовской обл., Дагестана, Алтайского края, Тывы. Сокращение поголовья сельскохозяйственных животных имеет и другие позитивные природоохранные следствия. Уменьшается потребность в кормовой базе за счет выращивания кормовых культур с существенной долей пропашных, обедняющих почву, стимулирующих эрозию. Сокращается и количество отходов животноводческих комплексов. Правда, из-за нехватки техники и дороговизны горюче-смазочных материалов эти отходы утилизируются на сельскохозяйственных полях еще хуже, чем в дореформенный период. Кроме того, малое количество скота нарушает гармонию между животноводством, производящим отходы, и земледелием, потребляющим их.
Среднегодовые сборы зерновых культур в 1995—1999 гг. составили 64,7 млн. т против 104,3 млн. т в 1986—1990 гг. Более низкие урожаи грозят сокращением сельскохозяйственной продукции, но обусловливают меньший вынос питательных веществ из почвы, что, правда, справедливо при одинаковом уровне внесения удобрений. Однако количество минеральных удобрений на 1 га российской пашни в сельскохозяйственных предприятиях (колхозы и совхозы) сократилось с 88 кг в 1990 г. до 15 кг в 1999 г., а органических — с 3,5 до 0,9 т/га. При этом сильно нарушилось оптимальное соотношение питательных элементов — увеличилась доля азотных удобрений и усугубился дефицит фосфорных.
На 1 января 1997 г. баланс азота, фосфора и калия на российской пашне был отрицательным (–97,5 кг/га): вносилось 21,5 кг/га, выносилось 118,5 кг/га. При острой нехватке минеральных удобрений на полях страны Россия занимает третье место в мире по их экспорту и обеспечивает 12% мирового экспорта.
Если применение минеральных удобрений в 1990—1998 гг. уменьшилось в Татарстане в 1,7 раза, в Чувашии — в 3,2 раза, то в Тамбовской обл. — в 36 раз, в Пензенской — в 73, а в Омской — в 140 раз.
Резкое снижение применения удобрений, а также средств защиты растений предопределяет не только будущие низкие урожаи, но и истощение, деградацию почв, развитие эрозионных процессов. Отсутствие борьбы с вредителями и болезнями сельскохозяйственных растений приводит к тому же к резкому возрастанию количества загрязненного токсинами зерна.
Сокращение гумуса и вообще деградация почв прежде всего угрожает сельскохозяйственным ландшафтам Самарской, Омской, Волгоградской, Челябинской, Новосибирской и других областей. Заметно лучше ситуация в Татарстане, Чувашии, Новгородской и Московской обл., хотя принципиально неверно называть эти регионы благополучными, они, пожалуй, лучшие среди худших.
Важнейшая черта трансформации сельскохозяйственного природопользования 1990-х годов — кардинальное перераспределение производства между хозяйствами разных категорий. В сельскохозяйственных предприятиях посевные площади сократились на 33%, а в хозяйствах населения (так в официальной статистике именуют личные подсобные хозяйства) возросли в 1,94 раза. Если в 1990 г. сельскохозяйственные предприятия производили 73,4% продукции, то в 1999 г. — 40,3%, доля же хозяйств населения возросла соответственно с 26,6 до 57,2%, фермерских хозяйств — с 0 до 2,5% (табл. 5).
Вопреки ожиданиям реформаторов, сельскохозяйственное производство из крупных предприятий переместилось в хозяйства населения, а не в фермерские. За годы перестройки и реформ личное подсобное хозяйство превратилось в основное хозяйство, кормящее десятки миллионов россиян. Показательны данные о продуктивности сельскохозяйственных угодий. Выход продукции с 1 га посевных площадей в 1999 г. в хозяйствах населения в 23,5 раза выше, чем в сельскохозяйственных предприятиях, и в 30 раз выше, чем в фермерских хозяйствах. Можно предположить, что и антропогенные нагрузки на сельскохозяйственные ландшафты различаются в сходных пропорциях. Другой важный момент состоит в том, что с 1990 по 1999 г. и без того сильные различия в продуктивности земель между крупными предприятиями и личными подсобными хозяйствами много кратно увеличились (см. табл. 5. ).
Таблица 5
Структура посевных площадей сельскохозяйственных культур и продукции сельского хозяйства РФ по категориям хозяйств
Категории хозяйств
Посевные площади сельскохозяйственных культур, млн. га
Продукция сельского хозяйства, млрд руб.
Выход продукции сельского хозяйства с ед. посевной площади
1990 г.
1999 г.
1990 г.
1999 г.
1990 г.
1999 г.
Сельскохозяйственные предприятия Хозяйства населения Фермерские хозяйства Все категории хозяйств
97,9 2,1 0,0 100
87,9 5,3 6,8 100
73,4 26,6 0,0 100
40,3 57,2 2,5 100
117,5 . . 1,35
123,5 0,8 2,2
* Выход продукции сельскохозяйственных предприятий принят за единицу.
Усиление роли хозяйств населения ведет к концентрации нагрузки в компактных ареалах. Правда, здесь господствуют примитивные технологии растениеводства и животноводства, практически не применяют сельскохозяйственную технику при обработке земли и содержании скота. В малых многоотраслевых хозяйствах лучше сбалансированы пропорции между выходом отходов животноводства и их утилизацией на полях. Однако делать вывод об однозначной экологичности этих хозяйств преждевременно. Этот вопрос требует дополнительных исследований. Неблагоприятные следствия может иметь специализация на монокультуре (приусадебные участки как сплошное картофельное поле), а также чрезмерное внесение удобрений или нарушение технологии их использования. Гидрохимические исследования Института географии РАН в Курской и Ростовской обл. показали, что качество воды в крупных реках несколько улучшается, но интенсивность загрязнения малых порой возрастает. На фоне многократного снижения химизации «колхозного» земледелия это явление, возможно, — следствие роста воздействий со стороны хозяйств населения, которые не фиксируются статистическим учетом.
В России такие хозяйства, как известно, расположены не только в сельской местности, но и в городах. Вместе с землями, используемыми в коллективном и индивидуальном садоводстве, огородничестве и животноводстве, они занимают 30% территории Курска и Ростова-на-Дону и 60% — Новочеркасска. Заметим, что два последних города — в списке самых загрязненных в России. Потребление продуктов, полученных на таких землях, можно объяснить лишь очень низкой экологической культурой. Впрочем, высокая формируется лишь при высоком уровне материального благосостояния, отнюдь не характерном сегодня для большинства наших соотечественников.
Кроме городских земель значительным антропогенным воздействиям подвергаются и пригородные. Здесь наделы часто выделяются вблизи авто и железнодорожных магистралей. Ближайшие к городу участки стали местом интенсивного индивидуального коттеджного строительства, подчас незаконного, нередко локализующегося в водоохранных и лесопарковых зонах. Например, только в 1996—1997 гг. 38 тыс. га экологически ценных лесов отведено под коттеджное и дачное строительство, в том числе в Подмосковье — 2200 га. В результате ухудшается качество питьевых водоемов и санитарное состояние пригородных территорий, сокращаются возможности массовой рекреации, разрушаются пригородные зеленые зоны — своеобразные пояса экологической безопасности.
Межрегиональные сопоставления
Неравномерное по регионам и секторам хозяйства падение производства в 90-е годы привело к изменению региональных хозяйственных структур. Одни регионы при этом усилили аграрный профиль, другие — индустриальный. Анализ соотношения в регионе доли сельского хозяйства и промышленности — главных сфер материального производства, трансформирующих природную среду — показал, что за исследуемый период доля сельского хозяйства возросла в большинстве регионов Центра, Волго-Вятского района, Центрально-Черноземного района (за исключением «металлургических» областей — Белгородской и Липецкой), юга Сибири и Дальнего Востока. Всего таких регионов без учета автономий — 43 (рис. 2). С чисто экологических позиций аграризация — это несомненный плюс, ибо сельское хозяйство базируется на использовании возобновимых ресурсов. В нашей стране в современный период аграрная сфера отличается низким уровнем интенсификации, химизации, механизации, урожайности, продуктивности, что предопределяет ее щадящее воздействие на природные комплексы. Переток ресурсов из индустрии позволяет несколько разгрузить от чрезмерной антропогенной нагрузки города.
За тот же период 30 регионов РФ (относительно) усилили свой промышленный профиль. Это, например, Северо-Восток, Тюменская обл. Север и Северо-Запад, большинство регионов Поволжья. Выявлена довольно устойчивая зависимость роста доли в регионе сельского хозяйства от величины этой доли в 1998 г. т. е. более аграрные регионы в основном усилили свой сельскохозяйственный профиль, а промышленные — индустриальный.
Рис. 2. Изменение доли сельского хозяйства в экономике российских регионов за 1991—1998 гг.
Рис. 3. Изменение роли экономических районов в хозяйстве РФ за 1991— 1998 гг.
В целом по стране индекс «аграризации» уменьшился с 16, 6 до 15, 2%, т. е. в России все же несколько возросла индустриальная «составляющая». Этот процесс усиления относительной значимости промышленности нельзя, конечно, называть индустриализацией, т. е. промышленным развитием. Как было показано выше, на самом деле происходит еще более жесткое закрепление отсталой специализации России в международном разделении труда, как страны, производящей и экспортирующей продукцию с низкой долей добавочной стоимости.
За 1990-е годы существенно изменилась роль отдельных экономических районов в хозяйстве РФ (рис. 3). В промышленности России резко сдал позиции Центр, а также Северный Кавказ. На этом фоне растет относительное значение Западной Сибири, Урала, Поволжья и Севера. В сельском хозяйстве сдвиги тоже есть, но они выражены менее рельефно. Повышается сельскохозяйственная значимость Сибири, Урала (но также и Центра, что несколько компенсирует промышленный спад). Противоположная тенденция — в Поволжье, где аграрная сфера теряет позиции на фоне (относительного) промышленного «роста». Роль Северного Кавказа снижается и в промышленности, и в сельском хозяйстве страны.
Таким образом, производство и, следовательно, хозяйственные нагрузки на природу сместились на восток страны. Давление на ландшафты особенно заметно сократилось в Центральном и Северо-Кавказском экономическом районах. Есть все основания полагать, что в ближайшей перспективе такие тенденции сохранятся. Об этом говорит анализ распределения по районам инвестиций, которые являются, по сути, будущими антропогенными нагрузками. В 1996—1998 гг. на Западную Сибирь и Урал приходилось 42, 3—48, 3% промышленных инвестиций в основной капитал в России.
В то время как сокращающееся производство перетекает на восток, уменьшающееся население страны перемещается в противоположном направлении — на юго-запад (рис. 4). За 1990—1999 гг. увеличилась численность населения на Северном Кавказе, в Поволжье и Центральном Черноземье и уменьшилась во всех остальных экономических районах. Максимальные относительные потери понесли Европейский Север и Дальний Восток, но по абсолютным кроме названных районов выделяется и Центр России, где население сократилось на 3,1%, что, однако, составляет 919 тыс. чел. Сдвиги в географии населения страны отражают, естественно, и тенденции изменения демографической нагрузки на при роду, которая сильно растет на юго-западе страны и сокращается — в Северном и Дальневосточном экономических районах.
Рис. 4. Изменение численности населения по экономическим районам РФ за 1990—1999 гг., в процентах и тысячах человек (числа с плюсом — увеличение, с минусом — уменьшение численности).
* * *
Современные российские экологические проблемы и их экологические последствия — это наследие советского прошлого, усугубленное масштабными социальными экспериментами 1990-х годов. По мере износа фондов все большую опасность представляют объекты потенциального экологического риска. С другой стороны, нарастают проблемы, типичные для отсталых государств — низкий уровень агротехники, упрощение агроценозов, монокультура в земледелии, деградация почв, неурожаи, импорт отходов и экологически опасных производств и т. п.
В условиях экономического спада 90-х годов снизился уровень реальных экологических угроз, но возросли угрозы потенциальные. При неуклонно стареющей инфраструктуре «стихийная» деиндустриализация страны представляет большую потенциальную экологическую опасность, чем дореформенная, советская функционирующая индустрия. Заметим, что главную экологическую угрозу представляют не конструктивные особенности отечественной техносферы (она не фатально чревата катастрофами) и даже не экологические террористы. Основная опасность кроется в российской гибридной экономике, вобравшей в себя худшие черты рыночного и планового хозяйства. Экологически опасные, технически сложные объекты — это, действительно, привилегия стран с высокоорганизованным политическим устройством и процветающей экономикой. В нашей стране декларативный клич «включиться в мировую цивилизацию» обернулся на деле варваризацией управления и общественных нравов. В отличие от «зеленых» радикалов, мы считаем, что основные усилия следует направить на формирование экологически ориентированной политики и экономики, а не на борьбу с химическими, ядерными, энергетическими и другими опасными объектами и отраслями. В противном случае Россия продолжит дрейф по пути деиндустриализации и примитивизации хозяйства, чреватом лишь усугублением экономических проблем и возрастанием экологических угроз.
Наиболее яркая современная тенденция в изменении пространственного «рисунка» нагрузок на природу — их поляризация, выражающаяся в концентрации разнообразных нагрузок в компактных ареалах населенных пунктов и их ближайшего окружения, вдоль главных автомобильных и железнодорожных магистралей. На периферийных территориях нагрузки заметно снижаются. Подобная поляризация биосферы (по принципу «мертвому — мертво») внешне соответствует так называемой биосферной концепции охраны природы, которая, по мнению В. И. Данилова-Данильяна и др. [6], является панацеей от экологических бед. Однако у нас этот процесс происходит стихийно и не сопровождается экологизацией производства и интенсификацией природоохранных мер. Он не оправдан с социально-экологических позиций по той простой причине, что в городах и селах живут люди, для которых, напомним, природа и должна охраняться.
Сжатие освоенного пространства, вторичное экономическое опустынивание территории — это вроде бы очевидный «плюс» с чисто экологических позиций. Но нельзя не учитывать, что огромные, далеко еще не освоенные(т. е. — по В. И. Далю — не свои) природные ресурсы России, включая ее территорию, вряд ли останутся вне поля зрения других стран в условиях острого их (ресурсов) дефицита в мире. В этом внимании внешнего мира к диспропорции между малоосвоенной российской территорией, богатой природными ресурсами, и относительно небольшим населением заключена реальная угроза национальной безопасности России. Поэтому проблема формирования «белых пятен» на экономической карте страны требует тщательной проработки не только с экологических, но и с общих социально-экономических, и геополитических позиций.
В современный период в развитых странах отмечаются попытки (правда, пока локального значения) «целенаправленного природооборота», выражающегося в экстенсификации сельского и лесного хозяйства сугубо в природоохранных целях. В России происходит «стихийный природооборот» — примитивизация, архаизация хозяйства и поляризация нагрузок вызываются не экологическими, а экономическими факторами. Это — новый географический феномен, нигде в мире не наблюдавшийся, мощная экономико-географическая и экологическая аномалия. Ее изучение в конкретных регионах представляет несомненный интерес для мировой географической науки.
Рынок, даже цивилизованный, «не работает» в экологической сфере (как и в сфере борьбы с преступностью, наркотиками, вообще в социальной сфере). Здесь требуется серьезное государственное регулирование. Но в нашей стране экологическая политика сводится к латанию дыр. В терминах модной ныне концепции устойчивого развития современную Россию правильнее называть устойчиво экологически деградирующей страной. Такая траектория развития не отвечает ни российским национальным, ни глобальным экологическим интересам.
ЛИТЕРАТУРА
1 Клюев Н. Н. Эколого-географическое положение России и ее регионов. М., 1996.
2 Клюев Н. Н. Российские национальные экологические интересы. М., 1996.
3 Сохранение биологического разнообразия. М., 1997.
4 Приваловская Г. А. // Изв. РАН. Сер. геогр. 1999. №3. С. 13—21.
5 Россия: проблемы экологической безопасности. М., 1997.
6 Экологические проблемы: что происходит, кто виноват и что делать? / Под ред. В. И. Данилова-Данильяна. М., 1997.