Практика широкого формата.

В последние месяцы “Поиск” довольно подробно рассказывал о том, как работает механизм отбора научных проектов, получающих поддержку Российского фонда фундаментальных исследований. Мы старались знакомить читателей не только с общими принципами и правилами, но и с особенностями различных конкурсов. И вот очередь дошла до самого своеобразного и самого спорного из направлений деятельности фонда. Речь, как легко догадаться, о конкурсах ориентированных фундаментальных исследований (“офи”).

Pashinin1.jpg Pashinin2.jpg Pashinin3.jpg

В последние месяцы “Поиск” довольно подробно рассказывал о том, как работает механизм отбора научных проектов, получающих поддержку Российского фонда фундаментальных исследований. Мы старались знакомить читателей не только с общими принципами и правилами, но и с особенностями различных конкурсов. И вот очередь дошла до самого своеобразного и самого спорного из направлений деятельности фонда. Речь, как легко догадаться, о конкурсах ориентированных фундаментальных исследований (“офи”).

Давным-давно российское научное сообщество определилось в своем отношении к грантовой системе вообще и РФФИ как ее основному элементу в частности. Едва ли не единогласно ученые голосуют “за”. Однако при детальном рассмотрении этот почти тотальный позитив оказывается отнюдь не безоговорочным. Напротив, оговорок-то как раз можно услышать великое множество. Исключив из него традиционные жалобы на злых экспертов и мелкогрантье, нетрудно вычленить главнейший “аллерген” под ставшим кодовым названием “офи”. С этой режущей русское ухо аббревиатурой зачастую связывают многие пороки нашей околонаучной бюрократии: келейность, кумовство и далее по списку.
Насколько обоснованны бытующие подозрения? Кому и зачем на самом деле нужны пресловутые конкурсы? За разъяснениями мы отправились к председателю Экспертного совета РФФИ по ориентированным фундаментальным исследованиям члену-корреспонденту РАН Павлу ПАШИНИНУ.


- Павел Павлович, заранее прошу простить меня, если какие-то вопросы покажутся вам не очень вежливыми...
- Спрашивайте, не стесняйтесь.
- Тогда начнем с личного. Скажите честно, почему вы согласились возглавить совет по “офи”? Должность-то, как говорится, “расстрельная”?
- В смысле критики?
- Именно.
- Видите ли, в моем возрасте (Павел Пашинин родился в 1935 году. - Прим. ред.) глупо опасаться, что кто-то может о тебе нехорошо подумать или отозваться. Что же касается конкурсов “офи”, то среди выдвигаемых к ним претензий есть и вполне справедливые, но по большей части это мифы и домыслы. Говорю ответственно, зная всю здешнюю кухню “от и до”.
С РФФИ моя жизнь напрямую связана с 1993 года. В то время фонд возглавлял академик Владимир Евгеньевич Фортов, с которым мы выполнили несколько совместных работ. Он и попросил меня войти в состав Экспертного совета по физике в качестве заместителя председателя. Это была неоплачиваемая “общественная нагрузка”, как и моя нынешняя должность в фонде. А спустя несколько лет поступило новое предложение: стать зампредом Совета РФФИ. Вот тогда действительно пришлось помучиться, посомневаться. На тот момент я руководил большим, активно работающим отделом в Институте общей физики РАН. У нас была прекрасная, сплоченная команда, масса интереснейших проектов. И все это предстояло поменять на чуждую мне чиновничью службу. Совместительство не допускалось, хотя платили в фонде сущие копейки.
- Как же вас уговорили?
- А никто особо и не уговаривал. Это было мое собственное, абсолютно сознательное решение. Если хотите, моя персональная жертва.
- Ради чего?
- Это может прозвучать излишне пафосно, но все-таки скажу: ради возможности сделать что-то полезное не для себя или коллег по институту, а для всех наших ученых, для науки. Не мне судить, насколько это удалось, но весь положенный срок я добросовестно отработал, а потом с удовольствием вернулся в родной ИОФАН, к своей любимой лазерной физике. Но и отношения с фондом продолжал поддерживать. Помогал на первых порах своему преемнику, участвовал в экспертизе. Председателем Экспертного совета по “офи” тоже стал по доброй воле, поскольку был уверен, что такие конкурсы РФФИ необходимы.
- Какие “такие”? Насколько я помню, они неоднократно видоизменялись, верно?
- Верно. Это целая история, причем довольно поучительная. Еще лет 15 назад и в фонде, и за его пределами то и дело заходил разговор о том, что кроме обычных грантов “на поддержание штанов” должны быть и другие, значительно крупнее. Серьезные научные работы заслуживают столь же серьезной, а не символической поддержки. Это все понимали. Но осознавали и то, что при имеющемся финансировании фонда больших грантов не может быть много. Единицы, десятки, в лучшем случае - сотни. Ключевым был вопрос, как выделить из общей массы проектов самые достойные, самые важные и перспективные.
Ответ, казалось, лежал на поверхности. У нас же есть экспертные советы по областям знаний, там авторитетные ученые, им и карты в руки. Пусть посоветуются между собой и решат, какие исследования в соответствующей области заслуживают особого внимания и особых денег. Логично, не так ли?
Однако же экспертные советы эту очевидную идею дружно отвергли. Аргументы приводились однотипные: мы плохих проектов не поддерживаем, а все хорошие настолько хороши, что выбрать лучшие не представляется возможным. Точка.
- И в чем, по-вашему, тут дело? Правда, так трудно выбрать?

- Это непросто, но, конечно, возможно. Проблема в том, что в таких случаях кто-то должен брать на себя ответственность, быть готовым к столкновениям, конфликтам. А кому это нужно?
В общем, раз за разом идею повышенных грантов тихо хоронили. Пока не возникло новое мощное веяние. Высшее начальство стало все настойчивее требовать от ученых и от фонда коммерциализации научных результатов.
Ситуация сложилась, мягко говоря, неоднозначная. С одной стороны, РФФИ по уставу должен поддерживать исключительно фундаментальные, то есть далекие от потребностей рынка, исследования. С другой - фонд как государственная организация обязан прислушиваться к мнению руководителей страны. Конкурсы “офи” в их первоначальном виде стали, в сущности, тем компромиссом, который всех более или менее устраивал. По замыслу, гранты предназначались для поисковых исследований с какой-то коммерческой перспективой.
Между тем заинтересованность в сотрудничестве с фондом начали активно проявлять различные государственные ведомства, в первую очередь те, которые принято считать “наукоемкими”. На них, очевидно, тоже давили сверху, подталкивая к модернизации. В итоге на свет появились две разновидности конкурсов “офи”. Одна была инициативой собственно фонда, а другая - совместным детищем РФФИ и нескольких ведомств. Последние, кстати, оказались довольно скверными “родителями”. Когда пришла пора платить по грантам, вдруг выяснилось, что делать это ведомствам запрещено. И хотя изначально целевые проекты предполагалось финансировать на паритетной основе, фактически основные расходы нес РФФИ.
На этом фоне предсказуемо возникла очередная волна споров о том, нужны ли ученым подобные “особенные” конкурсы, а если нужны, то в каком виде? Многие коллеги, и я в том числе, наиболее интересным сочли предложение расширить формат ориентированных проектов, сделав ставку на междисциплинарность. К нашей радости, эту позицию поддержал и академик Владислав Яковлевич Панченко, назначенный председателем Совета РФФИ. Так родилась новейшая версия конкурсов - “офи-м”.
- Еще раз прошу извинить меня, Павел Павлович, но нынешнюю моду на междисциплинарность и конвергентность далеко не все приветствуют. Некоторые видят в ней лишь способ выбивания дополнительных средств из госкармана.
- Я с такой точкой зрения знаком, но абсолютно не согласен. Возьмем те же лазеры, в которых я как-никак немножко разбираюсь. Уверяю вас: эта тематика по сути своей междисциплинарна. То же самое вам скажет любой специалист. Здесь изначально и неразрывно переплетены самые разные направления физики, химии, сразу нескольких технических наук.
- Ну, лазеры - это особая статья.
- Могу привести еще сколько угодно примеров.
- Минуту. Хотелось бы закончить с лазерами. Их история насчитывает больше 50 лет. Почему же о междисциплинарности так громко заговорили только в последние годы?
- Потому что за полвека много чего произошло и много чего изменилось. Могу судить по собственному опыту, поскольку всю лазерную эпопею видел своими глазами и щупал своими руками. Еще студентом-дипломником я пришел в Физический институт АН СССР к Александру Михайловичу Прохорову. Это было в 1955-м, за несколько лет до официального рождения лазера. С тех пор по мере сил и способностей работаю в этой области. Так вот, для меня совершенно очевидно, что путь пройден гигантский. Современные машины на многие порядки сложнее своих прародителей, а их возможности просто несравнимы. Сегодня лазеры используют и для термоядерного синтеза, и для получения сверхплотной плазмы, и для ускорения элементарных частиц... Все это важнейшие, но разноплановые научные задачи, и специалисты для их решения нужны разные.
Поймите: наука - не только лазерная - развивается в соответствии со своими внутренними, вполне четкими закономерностями. На каждом следующем этапе необходимы соответствующие ему новые подходы к организации и финансированию исследований. Сейчас мы все находимся на стадии нарастающей конвергентности, стремительного сближения и взаимопроникновения различных наук и технологий. Это, как теперь выражаются, мировой тренд, реальное требование времени.
- Ладно, будем считать, что насчет междисциплинарности вы меня убедили. Теперь давайте разбираться с ориентированностью. Много нареканий вызывает избранный фондом способ формирования тематического перечня для конкурсов “офи-м”. Предлагать темы могут только члены Совета РФФИ?
- Не совсем так. Когда мы приступали к организации первого конкурса “офи-м” 2009 года, к участию в определении тематики были приглашены многие ведущие ученые, в том числе и не входящие в Совет. Но анализ поступивших предложений показал, что сам смысл, содержание этой затеи не всеми были до конца поняты. Палитра выглядела слишком пестрой. Утвердить окончательный список из 18 тем удалось лишь после жарких многочасовых дискуссий.
В следующем конкурсном цикле, начавшемся в прошлом году, картина была уже другой, куда менее эклектичной. Из полусотни “набросанных” на старте тем мы смогли без особых сложностей скомпоновать 23 достаточно крупных тематических блока.
Никто не скрывает, что последнее решающее слово остается за членами Совета РФФИ. По-моему, это нормально и правильно. Совет как раз и нужен для того, чтобы направлять и корректировать политику фонда в соответствии с поставленными целями.
- Но элемент субъективизма все-таки присутствует?
- Если я скажу “нет”, вы ведь все равно не поверите? Совет РФФИ, как и любой подобный орган, состоит из живых людей, каждый из которых не лишен своих амбиций, интересов, симпатий и антипатий. В известной мере страховкой от субъективизма служит коллегиальность. Но считать это полной и абсолютной гарантией, разумеется, нельзя.
- То есть вы не отрицаете, что темы формулируются под заранее известных исполнителей, располагающих достаточным административным ресурсом?
- Отрицаю категорически. Те или иные предпочтения членов Совета РФФИ могут отражаться на тематике, но ни в коем случае не влияют на оценки экспертов. А те выбираются из общей базы фонда без всякого участия “заинтересованных лиц и организаций”.
Кроме того, формулировки, а значит, и рамки почти всех тем настолько широки, что охватывают огромное число потенциальных исполнителей и практически не ограничивают творческую инициативу ученых. Предсказать, какие именно проекты выиграют гранты, нереально.
- А вы не допускаете, что Совет РФФИ, пусть и без всякого умысла, может напортачить, промахнуться при выборе ориентиров?
- Безусловно, допускаю. Ровно по названной вами причине гранты по конкурсам “офи-м” присуждаются на два года, а не на три, как обычно бывает в РФФИ. Это тоже своего рода страховка. Если по отчетам становится заметно, что тема “не идет”, можно достаточно оперативно внести коррективы в перечень.
При сравнении двух проведенных в нынешнем формате конкурсов видно, как изменилась их тематика. Благополучно “перекочевали”, хотя и с серьезными обновлениями, семь тематических кластеров, сохранивших научную актуальность. Это, к примеру, предсказательное моделирование на суперкомпьютерах, поиск и синтез сверхтяжелых элементов, создание низкотемпературных наноструктур. Потенциал же новых тем оценивать пока еще рановато. Впрочем, у меня нет сомнений в перспективности, скажем, анализа данных дистанционного зондирования Земли или возможных причин “метановой катастрофы”.
- Продолжая сравнение  двух конкурсов, не могу не спросить о цифрах. Число заявок сократилось с 1752 до 1137, а количество грантов, наоборот, выросло с 367 до 468. Как вы это объясните?
- Конкурс трехлетней давности был пилотным и во многом экспериментальным. Оценка проектов проявила ту же проблему, с которой мы столкнулись при формировании тематики: многие заявки не соответствовали идеологии конкурса.
В нынешнем цикле такого почти не было. И научный уровень работ стал заметно выше. Из-за этого сильно усложнилась задача нашего экспертного совета. Пришлось отсеять множество достойных предложений. Хорошо еще, что в этот раз была возможность увеличить на целую сотню число поддержанных проектов.
- Председатели разных экспертных советов РФФИ в интервью “Поиску” жаловались на так называемый “коэффициент прохождения”, который ограничивает долю проектов-победителей от количества заявок. По общему мнению, действующая сейчас норма в 30% слишком мала. Вы согласны?
- Полностью. К счастью, на конкурсы “офи” это правило не распространяется. Число грантов лимитируется объемом выделенных средств. Но если все же вычислить коэффициент прохождения, то получится, что у нас он превышает 40%. Это значительно больше, чем обычно, но все равно недостаточно.
- Интересно, откуда взялась “лишняя” сотня грантов? Денег прибавилось? Или размеры грантов сократились?
- И общий бюджет ориентированных исследований, и средний размер гранта (1,6 миллиона рублей) остались прежними. А число поддержанных проектов возросло благодаря тому, что сейчас у РФФИ уже нет обязательств по “старым” грантам “офи”, которые были раньше.
- Теперь понятно. Но мы упустили из виду совместный конкурс РФФИ и ОАО “Российские железные дороги”. Там гранты еще больше?
- Да, средний - 2 миллиона рублей. Но в данном случае финансирование действительно осуществляется на паритетной основе. И в целом взаимодействием с РЖД мы вполне довольны. Наконец у фонда появился очень “правильный” партнер, умеющий поставить перед учеными четкие задачи, искренне заинтересованный в максимальном результате.
Развитие высокоскоростного транспорта, растущие нагрузки на инфраструктуру порождают новые проблемы в организации движения, обеспечении безопасности. Замечательно, что в РЖД стараются вовремя их выявлять и стремятся решать с помощью науки. Радует и отклик со стороны ученых. На наш совместный конкурс при всей его заведомой “компактности” поступило 167 весьма качественных проектов, 38 из которых получили поддержку.
Словом, попытку “реинкарнации” достопамятных “офи-ц” можно признать успешной. Планируем проводить подобные конкурсы и в будущем.
- Слишком уж благостным выходит наш с вами разговор, Павел Павлович. И тут все хорошо, и там неплохо... А проблемы? А трудности?
- Ну что ж, давайте о проблемах. Основная из них уже вскользь упоминалась: хорошие, даже прекрасные работы зачастую остаются без поддержки. Двадцатилетний опыт РФФИ свидетельствует, что достаточно высокие оценки экспертов неизменно получают около 80% поданных проектов. А финансируется в итоге меньше трети. Таким образом, половина конкурсантов оказывается незаслуженно обиженной. Какой реакции можно от них ожидать? Только негативной.
Как известно, сейчас любой заявитель вправе ознакомиться с экспертными заключениями по своему проекту. Человек видит, что коллеги рекомендовали его работу к финансированию, тем не менее гранта ему не достается. Вот и начинаются претензии - к экспертному совету, к руководителям фонда, к конкурсам “офи”, якобы съедающим львиную долю всех денег.
- Но ведь какую-то долю они действительно “съедают”. Любопытно какую?
- Менее 15% общего бюджета фонда. Если быть точным - 13,3% по плану на текущий год.
- По вашим словам получается, что корень проблемы - в излишней мягкости экспертов, ставящих высокие оценки. Так?
- Ничего подобного! Наоборот, эксперты нередко занижают баллы, причем по разным соображениям. Причина может крыться в личных отношениях, а может быть и в том, что эксперту не близка или просто безразлична заявленная тема. Это тоже наша “головная боль”, и особенную остроту она приобретает, когда дело касается конкурсов “офи”.
Широкий формат междисциплинарных исследований требует той же “широкоформатности” от ученых, оценивающих проекты. Ясно, что крайне важен научный кругозор, но кроме этого нужны умение “забывать” о собственных пристрастиях и устремлениях, подлинный интерес к тому, чем занимаются товарищи по цеху. Плюс способность чистосердечно радоваться чужим талантам и успехам. Увы, слишком многим из нас этих качеств явно не хватает.
Но корень проблемы, конечно, не в мягкости или жесткости экспертов. Он, как ни парадоксально, в том, что у нас до сих пор каким-то чудом сохранилась приличная, серьезная наука. Как минимум четыре из пяти заявок на гранты РФФИ достойны поддержки. И государство обязано ее обеспечить, резко увеличив финансирование научных фондов.
- На сколько?
- Хотя бы в три раза.
- По-моему, это фантастика.
- Нет. Страна у нас достаточно богатая, чтобы осилить такие расходы. Нужны лишь политическая воля и понимание того, что только так это богатство можно сберечь и приумножить.

Беседу вел Дмитрий МЫСЯКОВ
Фото Николая СТЕПАНЕНКОВА


Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Помог ли вам материал?
0    0